Первым был упомянут Блез Паскаль. Этот великий человек, математик, учёный и оригинальный философ, сформулировал весьма нехарактерную для его эпохи торжества разума мысль, что у сердца есть свой «порядок», свои доводы и в человеческой жизни они так же значимы, как и истины, добываемые рассудком. Иными словами, мы познаем мир не только в форме логических истин. Наша интуитивная и чувствующая природа — также источник знаний. Живший в 18-м столетии в современном Калининграде Иммануил Кант предложил ещё одну важную для развития мышления в категориях ценности идею. Он указал на то, что существуют культурные цели, имеющие безусловный смысл, то есть значимые сами по себе, а не потому, что полезны для чего-то другого. Например, таковы все нравственные цели. Мы выбираем их — добро, справедливость, милосердие ради них самих, а не ради какой-то конкретной пользы. Но эту безусловную значимость придает им субъект: субъектность познания — главное философское «изобретение» отца европейского рационализма Рене Декарта. Наконец, в 19-м веке Ницше ввел в философию само понятие ценности. Размышляя о том, как выражает себя в истории личность, Ницше в ее основу полагал иррациональное, волевое начало, инструментом проявления которого («воли к власти») в историческом процессе становится ценностное творчество («переоценка всех ценностей»). Далее возникает ряд аксиологических концепций. Ценностный акт имеет логическую основу (всё-таки мы обосновываем свои ценностные предпочтения), на который наслаиваются эмоции, придавая ценностному выбору личный характер. Существует особенная интуиция, которая направляет ценностное познание. Так переосмыслили идеи Паскаля о «порядке сердца» Брентано и Лотце. Этим ценности существенно отличаются от социальных норм, основанных на принципе долженствования. Ценности глубоко связаны с индивидуальным опытом, и потому их познание психологически переживается как свободный акт. Они приглашают человека к познанию, а не довлеют над ним, как законы. Однако именно в силу глубинной связи с эмоционально-волевой природой личности, будучи познанными, ценности не могут не реализоваться в поступках. Что значит для нас выбирать, к примеру, ценности этического или эстетического класса? Это значит реализовать их в конкретных поступках, а не просто размышлять о них в кабинете за письменным столом.
Какие выводы предполагает подобное учение, если связать его с пониманием мира и человека? Познание сквозь призму ценности порождает весьма интересный взгляд на вещи и возможную культурную модель личности. Значимым в данном случае является, во-первых, то, что все существующее обладает ценностью. Она может быть познана, открыта сознанию отдельного человека, а может — нет. Но как потенциально познаваемый объект она существует. Для познания некоторых ценностей (свободы, альтруизма, истины) человечеству потребовался долгий путь. Шелер это потенциально мыслимое иерархическое единство назвал «царством ценностей». Процесс его познания единым человечеством можно сравнить с тем, как неоднородно и неодновременно открывались астрономами разные небесные тела. В идеальной перспективе человечество может познать всю совокупность ценностей, расширяя свой опыт культурного освоения мира. Царство ценностей в этом смысле проступает в эмпирическую реальность, когда мы познаем ценность какого-то нового явления. Противоположностью царству ценностей являются антиценности — то, что разрушительно для человека и общества.
Во-вторых, как было сказано, интересное продолжение учение о царстве ценностей получает в сфере философской антропологии — философского учения о человеке. Христианский тип культуры основан на представлении о неравной ценности мира духовного и мира физического. Подобное понимание восходит к идеализму Платона, оказавшего значительное влияние и на развитие христианской философии в Средние века. Духовный универсум человека, ориентированного в подобных смысловых координатах, соответственно поляризован между представлениями о «добре», укоренном в духовном мире, и «зле», укоренном в материи. В Средние века в соответствии с подобной логикой телесная жизнь понималась сквозь призму «греховности» как собственно и вся «земная жизнь», согласно религиозным представлениям, восходящая к «первородному греху».
Расширение духовного и интеллектуального горизонта, усложнение социального опыта в Европе сформировали потребность в формировании новых аргументов, направляющих культурное выражение личности. Эта потребность и совпала с чисто теоретическим интересом философии, идущей вперёд, в том числе согласно своей внутренней логике — как было показано, от Паскаля к Ницше и далее, решая интересные ей методологические проблемы.
На исторической арене, таким образом, появляется новый идеальный тип человека, который не разорван между «земным» и «небесным», но и не ищет компромисса между ними, а создаёт новое смысловое пространство для ориентации в развивающемся мире. Как уже можно было понять, «ценность», сквозь призму которой такой человек понимает реальность, конечно, всецело культурное порождение, более того, порождение совершенно конкретного типа культуры на совершенно определенном историческом промежутке. (В нефилософском контексте она упоминается значительно раньше. Одно из первых упоминаний присутствует в древнеиндийском политико-экономическом трактате «Артхашастра».) Но, что интересно, связанная напрямую с представлениями о субъектности человеческой деятельности ценность, с точки зрения Шелера, например, обнаруживает себя и в «бессубъектной» природе. Так вот, когда мы говорим о человеке, оперирующем понятием ценности, мы говорим о человеке как культурном продукте. На рубеже 19-го и 20-го веков в Европе возникает идеал человека, способного видеть и ценить принципиальную многомерность и множественность мира. Философия аксиологов-классиков далека от представлений о децентрированном культурном пространстве, которые возникают во второй половине 20-го века у постмодернистов. Для них характерно именно сочетание принципа «безусловной значимости» и иерархичности, действительно впоследствии породившее плюралистические концепции как во взглядах на устройство мира (в онтологии), так и в теории познания.
При таких общих мировоззренческих предпосылках изменяются и идеальные ожидания, адресованные человеку культуры. «Высота» его духовного освоения мира теперь определяется не тем, насколько «духовные» ценности он познал, а насколько полон охват ценностей – не по вертикали, а во всех направлениях ценностного универсума (полноты мыслимого ценностного единства). Полнота жизни при таком подходе – это и есть духовный идеал. Полнота, а не отказ от базовых ценностей пирамиды в пользу «высоких истин». Так возникает мировоззренческая альтернатива ограниченной картине мира, изображаемой в чёрно-белом цвете без промежуточных тонов. Культура, соответственно, понимаемая как некое хранилище или, как говорят, сокровищница, аккумуляция знаний о ценном, приглашает человека к максимальному освоению всего ценного, что существует, не выделяя какого-то одного фрагмента «царства ценностей», будь то истинностные ценности или, положим, эстетические.
Идеальный образ человека аксиологически соответствует, иными словами, образу универсального ценителя, ближе всего к нему подходит тип интеллигента. Интересное выражение получила эта идея на уровне лингвистики: неотъемлемый признак развитой личности – полиглоссия («многоголосие»). Чем шире ты познаешь мир, подразумевает она, тем больше узнаешь его «наречий», «языков», способов выговаривания, в которых «конденсируется» наш опыт взаимодействий с внешней и внутренней реальностью. Полиглоссия — многоязычие — атрибут интеллигента, способного выстраивать речь, сообразно с ее целью и ее адресатом. Чем полнее мы познаем мир, тем более разнообразные присутствия ценного в нем открываем и выражаем вербально.
Другой аспект подобной универсальности – умение находить в культурной «копилке» ценности, адекватные требованиям конкретной практической ситуации. Эту способность можно связать со своеобразной духовной зоркостью, гарантирующей уместность поступков и деликатность поведения.
И последнее, что имеет смысл отметить в связи с ценностным образом человека, – это его динамичность. В повседневности мы попеременно живём на разных уровнях реальности — как внешней, так и внутренней, имея при этом психологическую иллюзию жесткой централизации нашего жизненного мира (представление о его «ядре» или «стержне»). Прикипание душой к этому смысловому центру «на всю жизнь» зачастую сильно ограничивает человека. Однако именно способность к свободному, ни к чему не привязываясь, мысленному передвижению по уровням реальности и соответствующим ей уровням «ценностной пирамиды», видимо, и есть источник той особенной роли, которую интеллигенция играет в обществе, убегая от средоточия направленных воздействий в центре актуальных значимостей (идеология) к значимостям, вытесненным на периферию общественного процесса.
Вопреки идеалу, далеко не всем из нас суждено познать, то есть реализовать в поступках, ценности всех классов (от утилитарных до эстетических), это не всегда зависит от нас. Что ещё хуже – на каждом шагу приходится делать ценностный выбор: от чего бы отказаться ради главной цели, ради воплощения смысла жизни? В жизненной стихии ценностные конфликты – естественный атрибут человеческой деятельности.
Как правило, ценностный выбор делается в потаённой глубине человеческой души, куда посторонние взгляды не проникают, но в итоге именно он определяет личность — то есть то, кем человек является в социально проявленном существовании. Наиболее современный из аксиологов Юзеф Тишнер в связи с этим создал учение о «ценностном Я» человека.
Ценностные конфликты действительно неизбежны в силу той самой безусловности каждой из существующих ценностей. Хорошая новость, однако, заключается в том, что напряжение между двумя ценностями, когда их невозможно реализовать в поступке одновременно, стимулирует интеллектуальный поиск новой, третьей ценности, относительно которой конкретный ценностный конфликт становится неактуальным. Так происходит расширение познанного «царства ценностей», по мысли Шелера, являющегося принципиально открытым. Этим увлекательным перипетиям из жизни ценностей — как, враждуя в сознании, они помогают творческому раскрытию личности, посвящена моя новая книга, она готовится к публикации. С некоторыми идеями из нее — о ценностном конфликте как источнике творчества — можно познакомиться в моих научных статьях и публичных выступлениях по этой теме.